|
Сергей Лыкошин Бессмертное слово
Сергей Лыкошин, наш друг и товарищ, написал статью о Ф.М. Достоевском, посвященную 160 летию со дня рождения писателя. В 2006 году исполнилось 175 лет со дня рождения русского гения…
Положительная сила творческого наследия Федора Михайловича Достоевского огромна. Такие титаны мысли, как Пушкин, Достоевский, Толстой, способны влиять на развитие культуры не только в свое время, но и определять ее строй и развитие спустя столетия после смерти. В мировоззрении этих классиков отразился весь многовековой нравственный и практический уклад народной жизни. И потому-то, несмотря на разницу в психологии, на особенности творческого начала каждого, мы всегда должны смотреть на них как на нечто единое по духу, не разделяя и не противопоставляя эти три мощнейших, неиссякаемых источника нашего познания человека и народа, помня о том, что понимание народной сути творчества Пушкина, Достоевского, Толстого — это наш путь к самопознанию.
Нет, пожалуй, в отечественной литературе послепушкинского времени такого писателя, который, подобно Достоевскому, настолько полно показал в своем творчестве как высокое, так и низкое состояние человеческого духа, сумел бы выразить с такой силой острую суть наболевшего и выстраданного русским человеком, открыл бы зияющие бездны нравственного падения тех, кто отказался от законов народной морали, и при всем этом, как Достоевский, оставил бы и человеку и народу мечту о великом возрождении. Всем опытом жизни, всем чутьем великого сердца Ф. М. Достоевский служил одному — предостережению мира от бед, которые может принести ему неверие в собственные духовные силы. Достоевский, мучимый и сжигаемый идеей спасения мира, был далек от переоценки собственных возможностей, но, как и подобает художнику — вечному труженику и борцу за истину, со всей мощью гения отстаивал не только будущее своего народа, но и будущее человечества.
«...Русская душа... гений народа русского, может быть, наиболее способны, из всех народов, вместить в себе идею всечеловеческого единения, братской любви, трезвого взгляда, прощающего враждебное, различающего и извиняющего несходное, снимающего противоречия»,— писал он в «Дневнике писателя» в 1880 году. Говоря о своем народе, Достоевский отстаивал идею будущего процветания всех народов. Исчерпать мир Достоевского, очевидно, так же невозможно, как невозможно с завершенной полнотой описать жизнь человека, даже при наличии полной хронологической записи всех его поступков и начинаний. Идеей жизни Ф. М. Достоевского было служение человеку, сопереживание его страданиям, посильное споспешествование ему во всех добрых делах, стремление помочь обратиться к Истине. Принято считать Достоевского мучеником. Писатель действительно пережил много такого, чего не пришлось испытать его современникам, собратьям по перу.
Мучительная болезнь, изнурявшая Достоевского многие годы, каторга в омской крепости, путь к которой лежал через максимально приближенную к действительности сцену смертной казни на Семеновском плацу и каторжные кандалы, военная служба в Семипалатинске, потери близких и измены друзей — через все это прошел великий художник, не потеряв силы дарования и писательской страсти, укрепляемых в нем одним неизменным свойством души — любовью к ближнему. Любовью самоотреченной, истовой, ко многому обязывающей... В сознании Достоевского существовал идеал человека страдающего и всепрощающего во имя спасения ближних. Как бы ни менялось, ни развивалось философское отношение Достоевского к жизни, как бы ни разрастались и ни ветвились его идеи — все подчинялось этому идеалу, созданному опытом, сознанием и чувствами художника, укрепляющегося в нем с годами испытаний.
Уже в первом романе, «Бедные люди», мы встречаем величайшего страстотерпца и нежнейшего человека, Макара Девушкина, боль за судьбу которого благодарно отзывается в читательском нашем сердце. «Многие могут подумать, что в лице Девушкина автор хотел изобразить человека, у которого ум и способности придавлены, приплюснуты жизнью. Была бы большая ошибка думать так. Мысль автора гораздо глубже и гуманнее: он в лице Макара Алексеевича показал нам, как много прекрасного, благородного и святого лежит в самой ограниченной человеческой натуре... Честь и слава молодому поэту, муза которого любит людей на чердаках и в подвалах и говорит о них обитателям раззолоченных палат: «Ведь, это тоже люди, ваши братья!» Восторженная оценка В. Г. Белинским первых повестей начинающего писателя, громкое заявление известного критика о том, «что так еще никто не начинал из русских писателей», сразу поставили Достоевского на подобающее место в русской литературе, создали ему недюжинный литературный авторитет, который надлежало подтверждать. «Неточка Незванова», «Господни Прохарчин», «Белые ночи», «Хозяйка» — все эти произведения поддержали репутацию писателя талантливого и незаурядного, но некоторое их однообразие уже насторожило и читающую публику и Белинского. От Достоевского ждали большего, а он все не мог выговориться в слове сочувствия и сострадания к обитателям петербургских трущоб. Герои его произведений этого времени — люди мечущиеся, рефлексирующие, только лишь чистотой сердечных помыслов противостоящие страданию и угнетению.
Исцеление общества сопереживанием несчастному человеку из народа — вот пафос первых произведений Достоевского, та положительная идея, следование которой привело к увлечению социалистической теорией на пятницах Буташевича-Петрашевского. Незамедлительная расправа — смертный приговор, ожидание его исполнения на Семеновском плацу и замена смерти каторгой — привела Достоевского к новому восприятию народной идеи. Художник из сочувствующего стал страдающим, насильно приобщенным к кругу людей из социальных низов. Расплата дала в конечном итоге новое, более высокое качество всему писательскому труду Достоевского. Качество единения с народом и народной жизнью.
«Записни из мертвого дома» стоят особняком в творчестве Достоевского. Исследователи давно уже заметили, что здесь «нашли первое воплощение зародыши многих идей, тем, сюжетных линий, конфликтов и прообразов героев его будущих произведений» (Ю. Селезнев. «Писатель и время». М., 1974 г., с. 119. ).
Слова авторитетного знатока творчества Ф. М. Достоевского точно характеризуют значение, нет, не только «Записок из мертвого дома», но и того жизненного этапа, который открыл художнику новые грани познания мира. Каторга с ее жуткими, нереальными картинами тюремного быта, с противоречивой сутью человеческого естества, с искалеченными судьбами и той главной надеждой на «волю», которую держали в душе заключенные, широко открыла Достоевскому мир в незнакомой и ужасной ипостаси народного страдания. Знание это дало Достоевскому право говорить впоследствии: «Мы не общество. Простой народ общество, а мы — публика...» Мысль о народе, о его жизни и исторической роли стала едва ли не главной в творческой жизни писателя. Убежденный в великом призвании своего народа, Достоевский много места уделяет этой теме в рассуждениях героев и в собственных публицистических выступлениях. Народ стал для него носителем идеала земного братства, носителем той самой, в самом писателе жившей идеи взаимной любви и поддержки, которая не только давала силы для творчества, но и поселяла надежду на лучшее будущее, на возможное человеческое единение. «Вопрос о народе и о взгляде на него, о понимании его, теперь у нас самый важный вопрос, в котором заключается все наше будущее, даже, так сказать, самый практический вопрос наш теперь! ...Назначено ли нашему народу непременно пройти еще новый фазис разврата и лжи, как прошли и мы его с прививкой цивилизации? ...Я бы желал услышать на этот счет что-нибудь утешительное. Я очень наклонен уверовать, что наш народ такая огромность, что в ней уничтожатся, сами собой, все новые мутные потоки, если только они откуда-нибудь выскочат и потекут». Вера в народ помогала Достоевскому с еще большей истовостью отстаивать и нести в мир идеи человеколюбия и общности целей, стоящих перед соотечественниками.
В романах, наполненных людским страданием и несчастьем, Достоевский неуклонно ставит один и тот же вопрос: имеет ли право человек забывать о всех традициях и нормах, отрицать их, поступать вопреки законам многовековой морали, полагаясь целиком и полностью на собственный опыт и рассуждения? Романы Достоевского вызывают жгучий общественный интерес, подвергаются критике и осуждению. Достоверность многого берется под сомнение, но главное уже становится ясным. В лице Достоевского русская литература получила еще одного «великого народного заступника». Мучительные рассуждения и самооправдание Раскольникова, метание страстей Рогожина и Настасьи Филипповны, желание нажить ротшильдовский миллион, сжигающее Душу подростка Долгорукова, разложение все дозволившего себе Ставрогина и карикатурно мерзкий нигилизм Смердякова — вот плевелы зла, разбросанные в мире. Утверждение алчной идеи, своего желания любой ценой вопреки всем нормам и устоям — вот то, что способно погубить общественную мораль, что, разлагаясь само, разлагает и общество. Все это становится предметом самого пристального внимания художника. Численно велики силы зла, но добро при всей его наивности и простоте способно этому ялу противостоять. Только добро, по Достоевскому, должно быть кристальной, незамутненной чистоты. Обличая эгоизм и сребролюбие, жестокость и распущенность, алчность и стяжательство, Достоевский оставлял надежду на возрождение своим, как он был глубоко убежден, несчастным героям, поселяя рядом с Раскольнииовым и Свидригайловым Соню Мармеладову, а рядом с Дмитрием и Иваном — их брата Алексея Карамазова. Идеальные по доброте и самоотверженности, эти герои Достоевского стали в мировой литературе символом искупления и нравственной чистоты. Положительная сила гениального дарования писателя давала обществу образцы, достойные подражания. С особым вниманием и пристрастием относился Достоевский к событиям текущей жизни. В публицистических выступлениях и издательской деятельности все внимание обращает он на материал повседневности.
Для писателя, похоже, не существует мелочей. Политическая и уголовная хроника, незначительные на первый взгляд события и происшествия дают повод для скрупулезного анализа, служат материалом для обобщающих размышлений о России и судьбе ее народа. «Дневник писателя», регулярно, печатавшийся на страницах «Гражданина», становится своего рода творческой лабораторией, широко открытой читательскому вниманию. Для Достоевского нет тайного. Он, как художник, увлеченно и не всегда безошибочно и справедливо оценивает события истории и политики, рассуждает о судьбах мира, возражает своим оппонентам, публикует фрагменты воспоминаний и небольшие рассказы, сопровождаемые тут же комментариями, перекапывает и перебирает на страницах «Дневника писателя» пестрый жизненный материал, дающий повод для размышлений, и дарит читателю истинно великие прозрения. Уникальность подобного издания в нашей и мировой литературе общепризнанна. В настоящее время она подтверждается большим интересом современного читателя к начавшейся в очередных томах полного собрания сочинений публикации «Дневника писателя».
Тема народа и народности разрастается в творчестве писателя. Достоевского волнуют проблемы народной общности, к ним он все чаще обращается в публицистических выступлениях. Национальные, характерные черты — свидетельство зрелости народа. «Народ, ставший нацией, вышел из детства». Эта формула становится нравственным основанием всего, что делает Достоевский-писатель. Убежденность в великом будущем своего народа никогда и ничем не была поколеблена в творческом сознании гения. На убежденности этой, как на фундаменте, выстраивалась вера художника в спасительные силы, природную нравственность, предохраняющие русский народ от посягательств на чужое достояние. Подобное отношение к народу было свойственно не только Достоевскому, но и многим представителям русской культуры. Так, вспоминаются слова И. А. Гончарова в «Необыкновенной истории»: «...Всякий отщепенец от своего народа и своей почвы, своего дела у себя, от своей земли и сограждан — есть преступник, даже и с космополитической точки зрения! Он то же, что беглый солдат! Вот почему патриотизм — не только высокое, священное и т. д. чувство и долг, но он есть — и практический принцип, который должен быть присущ... каждому члену благоустроенного общества, народа, государства!
Надо прежде делать для своего народа, потом для человечества и во имя человечества!» С годами идея спасения мира силой русского братства перерастает у Достоевского в великую общечеловеческую идею братства всемирного.
Три даты, связанные с именем Ф. М. Достоевского, пришлись на последние два года. Столетие со дня смерти писателя, стошестидеся-тилетие со дня его рождения и, наконец, отмеченное летом прошлого года столетие со дня произнесения Достоевским его знаменитой «Пушкинской речи».
Последнее событие стало замечательным историческим явлением отечественной культуры. «Пушкинская речь» была произнесена Ф. М. Достоевским 8 июня (по старому стилю) 1880 года, за полгода до его смерти, на торжественном заседании, проводимом Обществом любителей российской словесности в Москве по случаю открытия памятника А. С. Пушкину. Речь эта была отмечена не только глубоким и емким размышлением о роли и значении А. С. Пушкина в русской культуре, но и прозвучала как выражение кредо самого Достоевского, своего рода обобщенным выражением его мировоззрения.
Напечатанная впоследствии в «Дневнике писателя за 1880 г.» и снабженная пояснениями автора, «Пушкинская речь» предстала перед читателем как программа единения культурных сил народа во имя будущего процветания. В ней особо подчеркивалось общемировое значение русской культуры, по-своему подводился итог литературного столетия, справедливо отмеченного потомками, как «золотой век русской литературы». «Пушкинская речь» стала высшей, кульминационной точкой прозрения Достоевского, теоретическим воплощением его положительной идеи народного и национального. Слова о том, что «назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное», что «для настоящего русского Европа» так же дорога, «как и сама Россия, как и удел своей родной земли, потому что наш удел и есть всемирность, и не мечом приобретенная, а силой братства и братского стремления нашего к воссоединению людей», стали истинным проявлением общечеловечности гения Достоевского. Столетие спустя слова «Пушкинской речи» Достоевского читаются как слова гениального воспреемника Пушкина, сумевшего разгадать «великую тайну» русской культуры, по его собственным словам, унесенную Пушкиным в гроб.
Особое место в творческом наследии Ф. М. Достоевского занял роман «Бесы». И по сей день он вызывает споры и противоречивые литературоведческие оценки. Однако уже ясно, «Бесы» и имевшая в нем место критика некоторых анархических и псевдореволюционных группировок — впоследствии оформившихся в левотроцкистские, маоистские и им подобные течения — был обращен к обществу как предостережение и продиктован стремлением писателя уберечь общественное сознание от разлагающего действия «шигалевщины» и вульгарного нигилизма. Значение художественного и публицистического слова Ф. М. Достоевского остается непреходящим. Мы еще только подходим к пониманию истинного идейного и философского содержания творческого наследия классика. Впереди и у литературной науки и у читателя многие открытия, связанные с великим именем Федора Михайловича Достоевского, ибо слово, им сказанное, не имеет временных границ, а огромная мера сочувствия человеку и помощь ему в нравственном становлении будут все более приближать к нам Достоевского. А потому-то будем благодарны нашей отечественной культуре, давшей миру бессмертное и немолкнущее слово гения.
|
|