Владислав Бахревский

Пряха
Сказка

Девочка Акулина и соседский мальчик Ваня пошли на луг. Луг у них был синий да голубой от ласковых незабудок, от веселых колокольчиков.
Вдруг тучка. Сверкнуло, грянул гром. И ударила небесная стрела в Акулину.
Ваня кинулся спасать соседку, а она живехонька, да вот в глазках свет померк.
Детишек в семье Акулины как грибов, а тут еще слепенькая. Лишний рот, ненужный человек. Господи! И среди родных сиротами растут, но жизнь и счастье у Бога.
Взяла к себе Акулину бездетная старуха Маланья. В деревне Маланья слыла за лучшую пряху.
У слепых людей руки умные. Слепой коснется пальцами лица и будет знать о человеке куда больше, чем зрячий. Руки слепых распознают доброе и злое.
Коли руки хорошие, что же им без дела быть? У Маланьи никаких хитростей в прядении. Показала Акулинке, как да что. Та по неумению да по робости толсто спряла, а Маланья похвалила:
- На варежки годится.

Акулина рада-радешенька: вот и от нее польза. Пустит веретено, а у каждого веретена своя песенка. Послушает, послушает Акулина и сама подпоет. Голос у нее тихохонький, но такое диво в нем умещалось - сверчки переставали сверчать. Слушали.
Песенки пряха-отроковица сначала пела Маланьины:

Выйду, млада, в сенички,
Возьму, млада, ведерки...
А потом свои научилась складывать:
Солнце - деткам. Золотинки -
Для коровки, для скотинки.
Дайтесь, светы-лучики,
Акулине в рученьки.

Не думавши пела. Ушла как-то Маланья в полдень корову доить. Акулина же взяла кудель, села возле окошка. Солнце летнее, осыпает землю лучами щедрее некуда. И чует Акулинка: лучик в ее пальцах вьется. Она и вплети его в нить.
И уж так ей весело работалось, о самой себе забыла.
Тут Маланья на порог, и не то, чтоб ведро с молоком на лавку поставить - не дышит.

- Бабушка, что с тобой? - перепугалась Акулинка. Маланья дух-то и перевела. - Я-то ничего. Детеночек, откуда богатство взялось?
- Бабушка, не пойму тебя! - отложила девочка работу, взяла у Маланьи ведро с молоком, поставила. - Бабушка, что же ты молчишь?
- Язык к небу присох! Ведь изба-то наша золотом горит. Пряжа у тебя, чай, вся золотая.
 - А-а! - сказала Акулинка. - Это я солнечный лучик в пряжу вплела. Знать, получилось.
- Получилось, милешечка!
Связала Маланья из той пряжи шаль. Поехала в город продавать. Летом на шали спрос невелик, но как Маланья достала свой товар, развернула - полымя над базаром. Сбежались купцы, друг друга ценой перешибают. Ну а тут явился поставщик царского двора. Три горсти червонцев за шаль отсыпал. Маланья денежки в котомку и с глаз долой. Когда купцы хватились, старухи след простыл. Принесла Маланья деньги. Спрашивает:
- Чего тебе угодно, Акулинушка? Сарафан лишелковый, сапожки ли жемчугом расшитые, шубку мягонькую?

Акулина смеется:
- Босиком ходить способнее. Босиком мне травки, как родные. А на зиму, конечно, и шубы нам пора завести, и валенки новые. Но отнеси, бабушка,половину денег моей матери. У нее ребятишек полторы дюжины. Уж и в баньке спят, и в хлеву со скотиной. А главное, поди к барину, выкупи себя, меня, избу да огород из крепости.
Поднялась семья слепенькой девочки, и Маланья с Акулиной зажили сытно и вольно. Да у всех ведь завидки! В окно по ночам заглядывали, соли приходили занять, мучицы. Выглядывали: откуда, что? А ничего, вроде, и нету!
Прошло несколько лет. Маланья совсем уж дряхлая стала, Акулинка же обернулась девицей-красавицей. Иные теперь песенки пела:

Ты погладь меня, милое солнышко,
Пусть забудет о горьком головушка.
Приласкай мои ноженьки, травушка,
Нашуми мое счастье, дубравушка.
И напой мне судьбинушку, речка,
Жду я гостя к себе на крылечко.

Когда девушка такое поет, она с ангелами душою. Забылась Акулинка, а веретено пущено, нить вьется, ну и прихватила пряха пальчиками солнечный луч. Маланьи-то опять дома не было, в село ходила, в церковь: о слепенькой своей намолиться Богу. Уж такая красавица, работница, уж такая душа - неужто в девках век куковать?
Вернулась домой, а золотая пряжа клубками. На дворе вечер, а в доме - немеркнущий день.
Маланья - старуха умная. Вспомнила: у царей наследник растет, парнишка лет небось десяти.
Связала Маланья для наследника кафтанишко, шапчонку, пояс, варежки. Еще и на плат осталось.

Упрятала всю красоту в мешок и отправилась в город. Время выбрала самое подходящее: у царского наследника именины, он с царем-батюшкой подарки принимал.
Стража старуху не хотела пустить, но она поясок показала:
- Подарочек у меня. Тут все ворота, все двери перед Маланьей отворились. Поднесла наследнику пояс: так все и ахнули.
- Из чего связано? - не понял царь.
- Из обычной овечьей шерсти, - отвечала старушка, - да в шерсть солнечный лучик вплетен.
- Не сама ли ты умелица такая?
- Никак нет, батюшка-царь. Сей талант - Божий Промысел. С малых лет взрастила я девочку-приемыша. Одно Господь у нее взял: глазки смотрят да не видят - другое дал.
Достала Маланья из мешка кафтанчик, шапчонку, варежки.
- Я стара, - говорит, - в поле работать сил нет. Так что, государь, купи сыну своему обнову, а нам с Акулиной деньги твои на пропитание пойдут.
Облачился наследник в новое - Боже ты мой! - как солнце.
- И мне такое же! Да поскорей! – позавидовал царь сыну.
Тотчас велел подать карету и покатил с Маланьей в деревеньку.
А дело-то на ночь глядя. Но царю невтерпеж, с огнями примчал. Входит в горницу, а в горнице будто месяц в гостях. Сидит девица красоты несказанной возле окошка, пряжу прядет. А в пряже лунный лучик, пряжа на полу, в клубки еще не смотанная.
- Такая пряжа - царице моей на царский наряд!
Внесли слуги сундук с золотом, поставили перед
Акулиною.
- Это за труды тебе, мастерица! - сказал царь. - Не желаешь ли во дворце моем жить?
- Нам с бабушкой и здесь хорошо, - удивилась Акулина. Царь головой покачал. - Милая, тебе замуж пора! Нарожай-ка ты мне дюжину таких прях, как сама.
 
- Кто ж слепую замуж возьмет? - вздохнула Акулина.
- С такими руками! - засмеялся царь. - Да тебе от принцев отбою не будет. Ну, думай, да не задумывайся!
Забрал серебряную пряжу, укатил царствовать. Царь за порог, а на порог батюшка родной, матушка, братья, сестры. Кланяются:
- У нас теперича три избы, просторно. Иди к нам жить, чай родненькая.
- Мне бабушка родня, - отвечала Акулина.
- Нашла родню! - зашумели братья. - Мы твою Маланью засудим: ты наша. Рассердилась Акулина:
- Хотела сундук пополам делить с вами. А за такие слова - ничего бы не дала. Да уж ладно, берите по горсти и живите себе, как жили.
Легли спать, а на заре стучат. Отворила Маланья двери - барин.
- Сию же минуту забираю девку Акульку к себе в барский дом. Снаряжай, старуха, слепенькую да поскорее.
А девка Акулька выходит к барину: в руках бумага с гербами. Да как скажет:
- А пошел-ка ты прочь с нашего владения, грубиян. Вот скажу государю, уж он тебя вздует по первое число.
Барин назад пятками, а сам глядит на Акульку: ай да дева! Такой бы во дворце сиять!
Укатил, слова не сказавши. А в полдень - бабушка с девицей обедать собирались, квасок у них был приготовлен ради жаркой поры - глядь, тройка.
 Сын барина, офицер. Шпорами звяк! Обращается к Маланье почтительнейше:
- Вы изволите быть приемною матерью девицы Акулины?
- Так оно и есть, - согласилась старушка. - Бабушкой она меня зовет.
- Почтеннейшая, выслушайте меня. Я офицер, дворянин в тридесятом колене, прошу руки вашей приемной дочери.
- Батюшки мои! - удивилась Маланья. - Только ты уж сам у Акулинушки спрашивай согласия.
- Извольте, почтеннейшая, описать мою наружность невесте.
Акулина тут же стоит, слушает.
- Ну, каков он, бабушка?
- Ничего не скажешь, пригожий. Лицом бел, усы колечками. Брови черные, губы алые, глаза таращит по-кошачьи.
- Как это - по-кошачьи?! - рассердился барчук.
- Подойди ко мне! - позвала жениха Акулина. - Разреши до лица твоего дотронуться.
- Извольте!
Прикоснулась пальчиками Акулина к щеке барчука да так и отпрянула:
- Господи! Избавь меня от сего господина.
У барчука ретивое взыграло. Он к родителям Акулины, те тотчас явились с иконою:
- Благословляем!
Но Акулина двери на запор.
- Как?! Воле батюшки-матушки перечить?! - затопал барчук ногами, из пистолета по воронам бабахнул. Да видит: пыль над лесом. Не дай Бог, царские слуги. Убрался прочь. И вовремя.
К дивной пряхе женихи вперегонки скакали толпами. Изба крестьянская, а руки слепенькой и графы ищут, и принцы. У иных кафтанишки в позументах, да в сундуках пусто, другие на красоту зарятся, на чудо.
Увез-таки царь Акулину с Маланьей во дворец к себе. Приставил генерала считать, сколько напряла пряха лунного серебра, сколько золота солнечного.
Вроде и не тюрьма, а свободы нет. Вставай вместе с солнышком, не смей спать, когда месяц на небо взошел.

Однако ж к женихам Акулину выводили. Царица пугалась - увезет пряху какой-нибудь принц, а царь смеялся:
 - Царская порода для крестьянского сердца не сгодится. Акулина чиста, как алмаз, а принцы - в грехах как в паутине.
В ту пору солдата Ивана царь назначил в дворцовую стражу: охраняет солдат Акулину, а увидеть
- никакой возможности. К царю легче попасть, чемк пряхе.
Дождался Иван очередного принца. Дотронулась Акулина до личика их высочества, бросила прочь от себя венчальное колечко.
Царь с царицей обрадовались, смеются. А день солнечный, урок Акулине задан непомерный. Она и на смотринах пряжу пряла. Тут Иван-солдат как крикнет:
- Акулина, помнишь меня?! Незабудки да колокольчики помнишь?!
- Подойди ко мне! - сказала слепая пряха.
- Слушаюсь!
И прошагал солдат через толпу вельмож. Спрашивает:
- Что же ты в льняном, коли золото прядешь тюками?
Взял пряжу из корытца да и обвил ею Акулину. Просияла пряха, как само солнце, пальчиками коснулась лица Ивана и сказала царю:
- Вот он, мой суженый.
Царь растерялся, и ничего умнее не пришло в его царскую голову?
- Взять солдата!
Поднялась Акулина, оборвала нить, а Ивану сказала:
 - Обними-ка меня, суженый мой!

И тут лучи солнца стали им дорогой. И пошли они. И пошли, пошли. Выше, выше. Глядь - облачко. И ни солдата, ни пряхи.
Солнце в тот день уж так играло, будто на небе свадьбу играли.