РУССКИЙ ПЕЙЗАЖ

ЛАСТОЧКА

Быстрокрылая, неутомимая летунья, услаждающая наш глаз красотой своих воздушных движений, дочь воздуха, очаровательное пернатое создание, - несомненно, одно из самых близких сердцу человека из всего пернатого царства. Старый и малый, больной и здоровый, добрый и злой - все рады первой ласточке, каждый провожает полёт её любовным взглядом.
«С ней и солнце краше, и весна милей», - говорит поэт. Самые названия: ласточка, касаточка - как нежно и красиво звучат они для уха! В них ясно слышатся нежность и любовь, с которыми относится народ к этому милому созданию...
Старый дед, греясь на солнышке у завалинки, ласкает свою маленькую внучку: «Ах, ты, моя касаточка!» - говорит он ей, глядя любовно в голубые глаза ребёнка и разглаживая костлявою рукою его белокурые шелковистые волосы.
Голубь и ласточка - любимые Богом птицы; разорять гнездо ласточки - грех; кто разорит гнездо ласточки, у того будут веснушки, - так говорит про ласточку русский народ, выказывая этим свою особую любовь к этой птичке.

Д. Кайгородов

УТРО ГОДА

В воздухе почувствовалось первое дыхание весны... Для человека, любящего природу и интересующегося ею, начинается чудное, лучшее в году время, когда можно следить за пробуждением природы. Первая муха на заборе, первый рой комаров, танцующих в воздухе, первая песня жаворонка, донёсшаяся до слуха с лазурной высоты - как всё это радует и как хочется поделиться с другими этой радостью! И хотя каждый год всё это повторяется в одном и том же порядке и почти в одно и то же время, однако никому никогда не надоедает. Даже напротив - с годами всё как-то больше и больше ценится это «утро года»...
Первая зелёная травка, первые цветы! Зелёное царство просыпается и шлёт нам свои первые, хотя и скромные на вид, дары. Не знаю, как для других, а для меня крошечный букетик из пяти, шести голубых перелесок, найденных в лесу в начале апреля и поставленных в рюмке с водой на письменном столе, дороже всякого, даже самого роскошного, садового букета в июле месяце...

Д. Кайгородов

В ЖАРКИЙ ПОЛДЕНЬ

Под липой было прохладно и спокойно; залетавшие в круг её тени мухи и пчёлы, казалось, жужжали тише; чистая, мелкая трава изумрудного цвета, без золотых отливов, не колыхалась; высокие стебельки стояли неподвижно, как очарованные, как мёртвые, висели маленькие гроздья жёлтых цветов на нижних ветках липы. Сладкий запах с каждым дыханием втеснялся в самую глубь груди, но грудь им охотно дышала.
Вдали, за рекой, до небосклона, всё сверкало, всё горело. Изредка пробегал там ветерок, и дробил, и усиливал сверкание. Лучистый пар колебался над землей. Птиц не было слышно: они не поют в часы зноя. Но кузнечики трещали повсеместно, и приятно было слушать этот горячий звук жизни, сидя в прохладе, на покое. Он клонил ко сну и будил мечтания.

И. Тургенев

НА ЗАРЕ

Мне не спалось. Я встал и вышел на плотину моего пруда. Прямо передо мною, сквозь острые листья ракит, виднелась его широкая гладь с кое-где приставшими волокнами пушистого тумана. Направо тускло лоснилось ржаное поле. Налево вздымались деревья сада, длинные, неподвижные и как будто сырые... Утро уже дохнуло на них.
По чистому серому небу тянулись, словно полосы дыма, две-три косые тучки. Они казались желтоватыми - первый отблеск зари падал на них неизвестно откуда: глаз ещё не мог различить на побелевшем небосклоне то место, где она должна была заняться.
Звезды исчезали, ничего ещё не шевелилось, хотя всё уже просыпалось в очарованной тишине раннего полусвета... Я вдруг почувствовал крайнюю усталость и отправился домой. Проходя мимо птичьего двора, я услыхал утреннее лепетанье гусят (раньше них ни одна птица не просыпается). Вдоль крыши сидели галки - и все они хлопотливо и молча очищались, четко рисуясь на мощном небе. С лёгкой дрожью в теле я добрался до постели и скоро заснул крепким сном.

И. Тургенев

ЗАКАТ СОЛНЦА

Роща с одной стороны кончалась довольно высоким и крутым обрывом. Внизу текла извилистая речка, а за ней на необозримое пространство тянулись, то слегка вздымаясь, как волны, то широко расстилаясь скатертью, бесконечные луга, кой-где перерезанные оврагами.
Мы вышли на край рощи, остановились - и невольно прищурили глаза: прямо против нас, среди раскалённого тумана, садилось багровое, огромное солнце. Полнеба разгоралось и рдело. Красные лучи били вскользь по лугам, бросая алый отблеск даже на тенистую сторону оврагов, ложились огнистым свинцом по речке там, где она не пряталась под нависшие кусты, и словно упирались в грудь обрыву и роще.Мы стояли, облитые горячим сиянием. Я не в состоянии передать всю страстную торжественность этой картины. Говорят, одному слепому красный цвет представлялся трубным звуком; не знаю, насколько это сравнение справедливо, но, действительно, было что-то призывное в этом пылающем золоте вечернего воздуха, в багряном блеске неба и земли.

И. Тургенев