АССАМБЛЕЯ ДЕТСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ

Союз Писателей России

Каталог Православное Христианство.Ру
Наши баннеры
 

Нина БУЙНОСОВА

СКАЗКИ-ПОБАСКИ БАБУШКИ МАРИИ


СНЕГА СКРИПУЧИЕ

Зимы послевоенного детства моего были буранные. В самые морозы снег от окошек не отгребали — для тепла, и избенки в уральской деревеньке Брод порой заносило до самых бровей, так что внутри и средь бела дня стоял голубоватый полумрак. На главной улице Ленина, где мы жили, от дома к дому всяк сам себе дорожку прочищал. И получались они в глубоком снегу, вроде тоннелей. Бежишь вечером по такому скрипучему тоннелю, а белые, плотные, только что убитые лопатами края возвышаются с обеих сторон вровень с твоей макушкой. Задерешь голову вверх, а там, наверху, будто вырезанная ими из цельного пласта неба, — узкая, темно-синяя полоска с крупнющими, яркими, острыми, холодными звездами!

Понятно, что те, кому по своим делам надо было топать дальше последнего в улице дома, пробирались к цели, как Бог на душу положит. Ну, кто станет, например, чистить метровые снега в длинном, без единого домика, пустынном переулке, через который летом с нашего края гоняли коров в лес на пастбище?! Местечко чуть дальше этого переулка отделялось от центра деревни высохшим, но весной и в дожди подмокающим-таки болотцем с неглубоким логом, и одной стороной прижималось к этому логу, а другой — к лесу. Оно так и называлось — «за логом». В теплое время года жители «за лога» ходили на главную улицу, с ее школой, сельсоветом, клубом и магазином, по переулку. А зимой прокладывали тропочки прямехонько через огороды, в том числе, — и через наш, благо его заносило снегами вровень с плетнем.

Правда, после каждого очередного бурана, когда белого пуха иной раз подваливало по колено, тропку надо было протаптывать заново. Так что первому пятку прохожих тяжеленько приходилось. Чтобы не сбиться со старой дорожки на снег-целик, приметочки были. На улице Ленина такой приметкой служил край нашей навозной огуречной гряды, пригороженной к основному огороду вторым плетнем. Если честно сказать, летом этот, по-вдовьи неплотно сбитый ивовый плетешок, был не шибко надежной линией обороны и далеко не всегда уберегал наш урожай от происков ребятни, которая зарилась на ранние огурчики и прекрасно знала, как просто раздвигаются прутья легонького плетня. Однако, худо-некорыстно, службу заборчик все-таки нес. Особенно, когда нарочно не выкашиваемая крапива стеной поднималась вровень с ним и снаружи и внутри огуречника. А зимами, после снегопадов бродовчане с нашего края правились в сторону «за лога» как раз от верхушек этого плетня, поглядывая вперед на торчавшую из-под снега трубу соседской баньки в конце огородов. А там, дальше уж каждый сам о себе заботился, торя тропочку от своей избушки до соседской!

...И вот лежим мы в такую снежную зиму темным вечером на горячей печи, греем на истертых до блеска кирпичах настывшие в дневной беготне косточки, а снег в огороде — скрип да скрип, скрип да скрип. А мне как раз впервые в жизни новые валенки купили. Трое старших — брат и две сестры — до того переходящую по наследству обувку нынче износили, что уж и подшивать — взяться не за что. Потому и подвезло мне с обновкой!
Ох, и хороши у меня нынче валенки! Серенькие, мягонькие, маленькие! Ну, разве что — чуть-чуть навырост, но с ноги не сваливаются, как те, старые! За полмешка лука выменяла их мама на базаре у пимоката. Вот только переживаний мне теперь с ними!

— Стара! Воры-те прознали, что у меня новы пимы, вот и ходют, вот и ходют! То — туды, то суды! То — туды, то суды...
Стара — это бабушка моя. В девичестве — Казанцева, в замужестве - Болтинских Мария Александровна. На далеком Дону, откуда родом ее казачья семья, старшее поколение звали: «мама стара» да «тятя старый». С годами первая часть поименования отмерла, и для нас, единственных во всей деревне, бабушка и дедушка были не «баба» и «дед», а Стара и Старый.

На печи-то, правда, лежим только мы со Старой. Мама, когда по дому управится, на широкой лавке устроится у стены, а трое других домочадцев, которым повезло родиться раньше меня, предпочитают не на печи, а на полатях спать, где не так жарко. Меня же Стара не зря «поморозницей» звала. Не по возрасту маленькая, худющая до черноты под глазами, я вечно мерзла, и даже на печи умудрялась лежать не на истертой Стариной шубе, а прижималась прямо к каленым кирпичам, температуры которых и Стара не выдерживала.

— Стара, расскажи сказку!
— Да каки-таки сказки?! Поздно уж. И натопталась я нонче у печки, сил нет...
- Ну, расскажи!
- Ладно, не то. Котору вам?
- А про окуту с того света!


СКАЗКА ПРО ОКУТУ С ТОГО СВЕТА

Жили были старик со старухой. Один у них был сынок — Доронюшка, и тот помер. Вот встала старуха утречком поране, сварила шти крапивны, кашу перлову, испекла пирог гороховой...
— Садись, старик, завтрикать...
— Да я чо-то пока не проголодался... Пойду в поле, пороблю сперва. Потом приду, поем...
Вот ушел старик в поле, а в двери — шасть — пройдоха один. Бродяжка с большой дороги! До того грязен да оборван — страсть! Старуха и спрашивает:
- Ой, батюшко, штой-то ты грязной такой? И лопатина-то у тебя вся изорвана... Уж ты — не окута ли с того света?
- И как только ты дозналась, бабуша! До чо жо востра! Верно ведь, окута я с того света!

Старуха так и вскинулась:
— Ой, батюшко, дак не видал ли ты там сыночка мово Доронюшку?
- Как не видать — видал, конешно!
- А чо жо он там поделыват?
- Ой, баушка! Ведь он свиней по оврагам да по буеракам пасет. Весь поизносился, поизорвался!
- Дак не передашь ли ты ему гостинчик от родителёв, да справу каку?
- Как не передать дружку дорогому! Мы ведь с им вместе свиней-то пасем!
Заревела старуха, кинулась дорогому гостю на стол собирать. И шти крапивны выставила, и кашу — весь горшок, и пирог, горячий еще — из печи вынула: ешь, гостенек!

Наелся окута, напился. Все приел, что на столе было. Только на гороховой пирог силы уж не хватило. Дак он пирог-от в тряпицу завернул. С собой, дескать, возьму, унесу для Доронюшки. А старуха тем времём сундук открыла, бросила на радостях на пол празднишну вышиту скатерку, котора нечаянно под руку попала, — и давай из сундука на скатерку всяко добро складывать:
— Вот Доронюшке — онученьки, вот — рубашечку, вот — порточки, а вот и лапоточки...
Цельной узол добра в скатерочку навязала. Окута узол за плечи закинул — и был таков!

Тут и старик с поля явился:
- Ну, давай, старуха, собирай на стол! Я, знать-то, проголодался!
- Дак ничо уж нетути, батюшко!
- Как, нетути? А куды все подевалося? Неуж одна съела?
- Ну-к, ты и скажешь, родной! Нешто я без тебя эстоль съела бы! Это у нас гостенёк дорогой был — окута с того света. Он вместе с нашим Доронюшкой на том свете по оврагам да по буеракам свиней пасет. Голодной был шибко, дак я все ему и скормила.
У старика от такой новости в животе уркнуло-буркнуло, ну, стерпел, не стал ругать старуху. Только глядит, а сундук, в котором все добро домашно складено, пошто-то настежь распахнут стоит.
- А чо это у тебя, старуха, сундук-от — полый?
- Ну-к, сказывал окута, что Доронюшка-то наш весь поизносился, да поизорвался, дак я ему выслала онученьки, да рубашечку, да порточки, да лапоточки...

Старик только головой покачал. Вышел из избы вон, пал на лошадь, да гнать. Долго ли скоро ли — догонил окуту с узлом:
- Стой, парень, ломай вицу!
- Не могу. Я кокушки боюсь...
Слез старик с коня, пошел сам в лес березову вицу ломать, штоб было чем окуту драть. А окута — не будь дураком, пал на лошадь — да гнать!
Старик кричит:
— Стой, парень! Стой! А кокушка-то! Кокушка!
— А, теперь — хоть с избушку кокушка — и то не боюсь! Только старик его и видел. Пришел домой пеши. Старуха спрашиват:
— Старик, а лошадь-те где?
— Дак окуте отдал. Што ли, тебе Доронюшка-то — сынок, а мне — пасынок?!


При поддержке Министерства культуры и массовых коммуникаций
Техническая поддержка CYGNUS HOSTING