Валерий Исаев
Мишанина
или Березницкие брёхни

«… не важно, кто предписывает нации законы,
а важно, кто пишет для неё песни…»
Из прочитанного

Мало ли что случится, а мне очень хотелось бы, чтобы мой только что родившийся на свет внук Миша знал истории наших березницких мужиков, которые я услышал от них в своём детстве, которые и по сей день помогают мне жить. Пусть они помогут и ему и всем остальным добрым людям. В наших с ним ежедневных прогулках я вспоминаю их одну за другой…

Про рыбу

- А знаешь, внучек, что рыбы в Сейме больше, чем воды?
- ???
- Да, да. И не сомневайся. Да вот третьего дня приезжали городские. Да как бросили шашку в Дёмкин Рог, ну там где Чёртов Ровец, где на ямках так крутит, что аж дно видать в воронках и сомы вылезают из воды по пояс и скалятся – знаешь?
– Да.
- Так вот как грохнуло там - аж небеса потускнели и шишки в ближнем лесу с ёлок да и не только с них – отовсюду наземь попадали. Веришь-нет, всплыло столько рыбы, внучек, что вода сделалась как посеребрённая, и стали люди переходить по ней аки посуху с этого берега на тот бок. А иные так и по несколько раз…

Про танковый ров

А знаешь, почему так люди называют место по дороге на Рыльск, сразу за Висклями, по левую руку от шляха, чуть не доходя до Белой Горы? А вот почему. Когда–то на этом самом месте стояли сады. Много садов… И на каждой яблоне яблоки были величиной с улей. Падали они, когда вызревали. И там, где падали, в земле делались глубокие трещины – не выдерживала земля. Трескалась под их тяжестью. А следом за ними ручьи, подземные воды делали своё дело: размывали те трещины в распадки, а потом в глубокие балки, а потом и в заросшие лозой овраги с крутыми высокими обрывами. Там в последнюю войну наши солдатики танки свои прятали. Надёжно они там укрывались от вражеского дозора. Давно это было. Как раз тогда, когда природа с людьми была ещё заодно…

Про полтора

- Дедуш, а как это полтора. Знаю, что это когда целое и ещё половинка. А вот какая, дедуш? Правая ли, левая? Левая ли, правая? Первая, вторая. Вторая, первая… Какая? Не знаю.
Дедушка подумал-подумал и ответил:
- Лучшая, внучек…

Про телефон

…Раньше, внучёк, всего два телефона были на всю страну – у маршала Жукова и у маршала Сталина. А ты смотри, сколько дел делалось. Какую страсть пережили. А какую напасть, ты скажи, выстояли. А теперь… Телефон есть у каждого. Звонки слева, звонки справа, из сарая, из свинарника, из хижки, даже из подпола. Перезвон их стоит над Россией как комариный стон. А, главное, - дела никакого нет! Откуда ж ему взяться!? Если иной раз и хотелось бы человеку поработать, зачешутся руки, заноют плечи по работе, - так ведь не получается – говорить по телефону надо - вон опять звонит, разрывается аж подпрыгивает на столе. Что б его проклятого черти взяли…

Про любовь

- Дедушка, а что это бабушка меня так часто хворостиной била по плечам, когда я был маленьким? За что? Как сейчас помню - гоняет меня вокруг жлукты посерёд двора. Губы, как сейчас вижу, перебирают, выговаривают какие-то слова, рука с хворостиной – как будто бы она при ней всегда была, даже во сне, наверное. Почему?
- Да потому, внучек, что страсть как она любила тебя. Сам посуди – пошёл ты на речку без спросу. Мест не знаешь… А ну как закрутит тебя омут или в траве запутаешься – не таких вязала по рукам, по ногам наша тихая на первый взгляд речка. А сом – тот может утащить и не охнет… Они у нас все как один с повозку длиной – не меньше. Или в лесе заплутаешься, собьёшься с дороги. Сам знаешь, наши леса глубокие, тёмные, непролазные. Это только с опушки они такие приветливые да улыбчивые… А соблазнишься – заманут в такие дебри – не выберешься и перепутают у тебя прямо на глазах север с югом, восток с западом – поди потом разбирайся где что… А что б ещё жальче тебе было – высыпят под ноги грибов – сроду такого не увидишь… А он как на нервах играет - сыпет и сыпет их тебе под ноги. Всё, чтоб довести человека до отчаяния… Вот, дескать, тебе грибы, а зачем они тебе, если пришло время с жизнью прощаться. О-о-х… Или в лесу козюлю встретишь – что с тобой будет? Что с ней будет? Она ведь просто так не отпустит… Да всё что хочешь может произойти, случиться. Не дай-то Бог… Кого ей тогда любить, за кем сердечной, ухаживать, кого холить, кого лелеять? А без любви в наших краях сам знаешь, люди подолгу не живут. Это когда-то внуков было в каждом дворе по десятку. А теперь ты у неё единственный – ну как тебя не бить-любить...

ПРО… ПРО

Наилучшая противоракетная оборона (ПРО) у нас у русских – это смех… Попробуйте, нападите на нас, а мы вас на смех подымем…

Про настоящих людей

Шурка Каплин рассказывал… Теперешний наш кузнец. Говорит, зазвал к себе в кузню внука Ищенковых - Валерку и говорю ему:
– Хочешь медку?
А он мне:
– Конечно, дядя Шур! Ты ещё спрашиваешь.
Смотри, говорю, - хватанул и пошёл. Сам знаешь, увидит кто - скандала не оберёшься- мёд нынче на вес золота. Ну и всё такое. Как говорится, лапшу ему на уши вешаю, чтоб веселее было. Куда нынче без смеха – помрёшь… А он на всё согласен. Стоит дожидается медку, а у самого слюнки текут. Ну, я палец в банку с солидолом обмакнул. Раз, два… Большая лепёха получилась и протягиваю ему. Ну и снова говорю:
- Давай и пошёл. Сам понимаешь. И чтоб ни одна душа, слышишь…
Он кивает согласно. Дескать всё понял. И рот открыл как галчонок перед матерью - широко широко. Ну видит же, что я не пожалел мёду для него, расщедрился. Я то думал всё выйдет по-другому и можно будет посмеяться от души. А вышло всё совсем не так, как я хотел. А вышло так - Валерка стоит, никуда и не думает уходить. Жуёт тот мёд и колтает. Жуёт и колтает. Да ещё и приговаривает:
- Хороший у тебя, дядя Шура медок, хороший… никогда такого не пробовал. Очень х-о-р-о-ш-и-й медок. Вот так повезло мне.
А сам жуёт и колтает, жуёт и колтает. А глаза криком кричат, я ж не слепой: «Дескать, что же ты дядя Шура со мной делаешь… и следом это самое страшное – ЗА ЧТО?» Я уж было собрался пожалеть его, руку было к нему разнесчастному простёр. А он увернулся, отстранился, не уходит. Жуёт и колтает, жуёт и колтает… Я сто раз пожалел, что так много дал ему того проклятого мёду. Скорей бы всё кончилось. Меньше б мучались и он и я. Веришь, нет я в тот момент готов был сквозь землю провалится от стыда. А он доел медок–то и говорит как ни в чём ни бывало, да так просительно, так взаправдашне:
- А что, Дядь Шура, - говорит, - а нет у тебя ещё такого медку. Сроду такого вкусного не пробовал.
А глаза у самого,- веришь–нет, чуть не плачут, просто криком кричат. Я готов был умереть там в своей кузне. Но сказал из последних сил:
- Хватит с тебя и того…
Даже пошутил как дурак всё равно, до сих пор стыдно:
- Хорошего, - говорю, - понемножку.
Он головой покивал:
- Жалко…
Развернулся, гордо поднял голову и пошёл себе. Я ещё засомневался – сунул палец в банку с солидолом, облизнул – может и на самом деле мёд. Ну мало ли что… Может подменил кто. Так н-е-е-е-т! Галимый солидол. А Валерка тот идёт себе медленно, не спешит. Как будто всем своим видом корит меня - я ж не слепой. Я жё вижу, я ж всё понимаю. А сам вслед ему пацану и подумал - раз такую страсть пересилил, поломал себя, переборол, - быть ему бо-о-ольшим человеком. Как в воду глядел - вона кем стал наш Валерка. А всё одно здоровается, когда приезжает к Ищенковым. Не забывает… Не чурается… Хоть и есть причина: «Помнишь, - иной раз спросит, - дядя Шура, как ты меня медком–то накормил?» - Смеётся… А мне, как тогда в кузне опять делается каждый раз неудобно, опять хочется сквозь землю провалится.. До сих пор, веришь-нет? Да, а жахтоновых внук тогда тоже приходил в кузню. То же за медком… Ну шутка у меня тогда была такая у дурака. Так тот сразу драться кинулся. Так из него ничего путного и не вышло – так из одной тюрьмы да в другую…