Лев Анисов
В доме Васнецова

В старом московском переулке стоит небольшой дом, совершенно необычный для нашего города. Подходишь к нему и чувствуешь, что попадаешь в какой-то другой, особенный, совсем не московский мир.
В доме необычная обстановка. Стены из толстых бревен, потолки из широких досок с массивными балками; большие красивые печи с медными дверками и отдушинами. Тяжелые резные дубовые шкафы, массивные стулья с высокими прямыми спинками. В столовой большие часы с тяжелым маятником, размеренным боем отсчитывают время…

Когда-то, при жизни хозяина, в доме пахло красками, холстом, немножко скипидаром и дымком, когда по утрам затапливали печи. Иногда по комнатам разносился запах ароматного ржаного хлеба, выпеченного из своей муки.
За окном мороз, стекла покрыты инеем, а в доме тепло, тихо, и этот запах домашнего хлеба.

Деревянная винтовая лестница придает дому особую необычность. Она ведет из гостиной на второй этаж, где располагался кабинет-спальня хозяина, который домашние называли «светелкой» и святая святых дома – мастерская.

В доме жил художник Виктор Михайлович Васнецов.

В мастерской им были написаны картины «Спящая царевна», «После побоища Игоря Святославовича с половцами», «Кащей бессмертный»…
Работать Виктор Михайлович любил в одиночестве. Никто не входил к нему во время работы, чтобы не мешать ему и не нарушать его мысли. Только дочь Виктора Михайловича – Татьяна, да брат Аполлинарий могли находиться во время работы в мастерской. К их замечаниям Васнецов всегда прислушивался и очень доверял им. Аполлинарий был не только братом, но и ближайшим, любимым другом.

С палитрою и кистями в руках отойдет от картины Виктор Михайлович в дальний угол, прищурится, присмотрится к работе, и возвратится, чтобы сделать очередной мазок. И так до позднего вечера. Сколько же верст приходилось проделать ему за день! Иногда декламировал что-либо из «Слова о полку Игореве». Это поэтическое произведение Виктор Михайлович знал наизусть и очень любил его. Или же, подражая монотонному голосу гусляров-сказителей, говорил «слово» о богатырских делах из русских былин.

Брат Аполлинарий сидит на конце дивана, под себя ноги кренделем – по-турецки. Устанет Виктор Михайлович ходить и сядет на противоположный конец дивана, также поджав под себя ноги. Должно быть, это была привычка, сохранившаяся еще с детства. Благодаря этому у обоих братьев брюки на коленях были всегда вытянуты. «Усядутся братья друг против друга, и начинается нескончаемый душевный разговор о русском эпосе, о былинных героях или о красотах родной природы, которую оба горячо любили, - вспоминал племянник художника Всеволод Аполлинариевич. - А то начнут вспоминать свое детство, петербургскую юность и друзей-художников. Но чаще всего разговор заходил об искусстве, о великих мастерах прошлого, о судьбах будущего. Оба они, со всей горячностью души настоящих художников, ненавидели то тлетворное влияние, которое проникало в русское изобразительное искусство с запада. И оба, разгорячившись, как в споре, на чем свет ругали разные «бубновые валеты», «ослиные хвосты» и прочее кривляние, недостойное называться искусством. И вдруг утихали и решали, что русский дух силен и устоит русское искусство против западного влияния».

- Я не отвергаю искусство вне церкви, - говорил Виктор Михайлович, - искусство должно служить всей жизни, всем лучшим сторонам человеческого духа – где оно может, - но в храме художник соприкасается с самой положительной стороной человеческого духа – с человеческим идеалом. Нужно заметить, что если человечество до сих пор сделало что-нибудь высокое в области искусства, то только на почве религиозных представлений.

Нет, недаром, не случайно приступил он в свое время к росписи Владимирского собора в Киеве. И по выполненной программе росписи собора можно судить о мыслях, глубоко занимавших художника: «Выбор религии Владимиром», «Крещение Руси» и «Андрей Первозванный». Васнецова беспокоил, мучил современный мир, испорченный бездуховностью, за который так грустно и тяжело ему было.
Васнецов давно жил мыслью, что назначение русской живописи – служить православной церкви.

- Мы только тогда внесем свою лепту в сокровищницу мирового искусства, - говорил Виктор Михайлович, - когда все силы свои устремим на развитие родного искусства, то есть когда с возможным для нас совершенством и полнотой изобразим и выразим красоту, мощь и смысл наших родных образов – нашей русской природы и человека, нашей настоящей жизни, нашего прошлого, наши грезы, мечты, нашу веру и сумеем в своем истинно национальном отразить вечное, непреходящее. Без народной, природной почвы никакого искусства нет.

Выросший в семье священника, он хорошо знал русскую историю и тяготел к русскому фольклору. Вятскую духовную семинарию Виктор Михайлович в юношестве не закончил, но был благочестив и много сделал для Русской православной церкви.

…Он обратился к народному фольклору, осознавая, что сказки отображают ту поэтическую нежную душу, какой отличался русский человек. Так появились его картины «Аленушка», «Богатыри», «Иван-царевич на сером волке».
Когда он написал свои сказочно-былинные вещи «Витязь на распутье», «Ковер-самолет» и «Скифы», они были так новы, так увлекательны, так поэтичны, что навсегда привлекли к художнику сердца зрителей.
Жена Павла Михайловича Третьякова рассказывала Виктору Михайловичу, как в доме брата её, где хранилась картина Васнецова «Стычка русских со скифами», старый швейцар дома любил ворчать, выпроваживая детей из столовой: «Ну, чего вы ждете? Приходите завтра и увидите, кто оказался победителем – русские или татары».

Любил Виктор Михайлович и музыку, и иногда в доме устраивались музыкальные вечера. Излюбленными операми художника были «Князь Игорь», «Руслан и Людмила», «Садко», «Русалка».

Живой, подвижный человек, Васнецов обладал разносторонними интересами, глубоко любил русскую старину, русский народ, русское искусство и вообще все русское. С большим увлечением собирал древние иконы. Был большим знатоком их. Иногда, приобретя на Сухаревской толкучке, или еще где-то редкую икону, звонил брату:
- Аполлинарий! Какую вещь я приобрел! Сейчас же приезжай смотреть.
Ему не терпелось похвастать своим приобретением.
Младший брат выезжал тут же. К его приезду икона уже стояла на мольберте, посередине мастерской. Сам Виктор Михайлович сиял, чувствуя себя именинником.

Оба брата с интересом рассматривали икону, восторгались ее достоинством и оба умолкали, погруженные в свои мысли.

 - Человек с одной своей наукой, без Бога и Христа - вдруг говорил Виктор Михайлович, - неудержимо стремится к идеалу человека – культурного зверя, ибо если человек не носит в себе образ и подобия Божия, то, конечно, он зверь – высший зверь – и образ и подобие зверино. Так и Апокалипсис говорит, и говорит непреложную истину, самую научную – царство антихриста есть царство звериное! Вся история человечества есть борьба человека-зверя с человеком духовным, и там, где чувствовалась победа человека над зверем – там светил свет Христа!

Однажды в дом к Виктору Михайловичу собралось московское общество любителей и почитателей его искусства. После чая художник повел гостей в свою мастерскую. Все восторгались его работами, среди которых очень много было картин на религиозные темы. После обзора картин он предложил всем осмотреть его собрание древних икон – они у него занимали почти две комнаты.

Здесь одна дама в удивлении обратилась к нему с вопросом:
- Виктор Михайлович, как вы можете, создавши такую дивную красоту в своих картинах, интересоваться такою примитивностью и неумелостью?
- А вы, сударыня, газеты читаете? – неожиданно спросил ее художник.
- Конечно, - отвечала гостья, удивившись странности вопроса.
- Вы знаете, конечно, что в газетах бывают передовые статьи, а бывают и фельетоны?
- Да, бывают.
- Так вот это, - он указал на древние иконы, - передовая статья, а моя работа – фельетон. Перед этой иконой я поставлю свечку, а перед своей – подумаю…

Бывал в доме Виктора Михайловича - и не однажды - Павел Михайлович Третьяков, с которым художник был дружен.
Третьяков особо дорожил мнением Виктора Михайловича и частенько спрашивал его, приобретать ли те или иные картины для галереи, имеют ли они значение для истории русской живописи. И всегда получал дельный совет.

Умер Виктор Михайлович 23 июля 1926 года. Умер от разрыва сердца. Мгновенно. Смерть его была тяжким ударом для всех ценителей русского искусства. И надо ли говорить, как горевали родные Виктора Михайловича.
Как-то, уже зимой, Аполлинарий Михайлович, пришел в дом брата со своим сыном Всеволодом. Оба поднялись по винтовой лестнице на второй этаж. Сели рядом на старый диван в навсегда опустевшей мастерской, окруженные картинами, в которые Виктор Михайлович вложил всю свою душу.

Отец и сын молчали. Аполлинарий Михайлович был сдержанным человеком, но сын увидел, как по щекам отца катились тяжелые слезы, которые тот не замечал.