Из дневников

Козули великое дело были об Рождестве. Пряничники (а были и мастера козульники, работавшие только козули и только в это время года) начинали печь козули за два месяца до Рождества. Пекли из белой муки с патокой.

Напекали горы, сохраняя в кладовых, В декабре начинали расписывать козули нарядными сахарами. Булочные, кондитерские, мелочные лавки заполнялись козулями. На рынке в дни предпраздненств были козульные ряды, козульный торг. То-то красота. Пряничный олень чуть не в аршин. По золотисто-коричневому тесту пятна сусального золота. Золотые рога и белосахарный убор «рокайль»*, красотою этой восхитился бы Ватто и Буше. В кондитерских козули были фасонистые, чтоб и барышне можно на туалет поставить...

А как я любил, когда в маленькой лавчонке с покосившейся дверью, где зимами при свете одной керосиновой лампушки торговала старуха сельдями, как я любил, когда, как первая ласточка, появлялась за рамой подслепого оконца (ветрина!) Рождественская козулька - копеечный олешек… У нас дома рыночных козуль не ели, избалованы были обилием и искусством матерей, тетушек и бабушек. В продажных козулях, по тем временам, мы не находили достаточно сдобы, масел и духов.

Козули мы любили как украшение. Кроме других разных подарков дарились детям козули. Даже женихи невестам дарили козули, дорогие, искусной работы. А ребята в праздник, кто в гости, кто из гостей, встречаясь на перекрестках, хвастались друг перед другом козулями. У иного «оленя» уж рога отъедены, а у «девки» - ноги.

Мы дома ели пряники домашнего печенья, а козули лежали на скатертях, у образов, на елке. Они сладко пахли. За зиму сахар осыпался, если хранить... * орнамент в виде раковины, характерный для европейского искусства нач. XVIII в.