АССАМБЛЕЯ ДЕТСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ

Союз Писателей России

Каталог Православное Христианство.Ру
Наши баннеры
 

О. Л. Погудина, в девичестве Софийская

Из записных книжек О.Л. Погудиной: «Проба пера, не дрожит ли рука, не боится ли писарь ременного кнута».



Отдых. На реке и в лесу

Часто в г. Опочке мы с мамой ходили купаться на реку Великую. От до-ма река была близко, в трех кварталах по прямой. Шли до гребня-вала по до-вольно пыльной улице, откуда по пригорку спускались в долину реки на луга. На гребне росли длинным уходящим рядом любимые мои кустарники с мягки-ми розовыми соцветиями, мелкими листочками, напоминавшими сбитый клюк-венный мусс. Спускались с горки, уже приближались к реке. Шли лугом и до-ходили до широкой светлой красавицы Великой. Чувствовали свежесть: пахло водой и мокрым тесом. На реке стояла большая, светлая, сделанная из нового теса купальня. Вся она светилась отраженным желтым светом от солнца и свет-лой реки. Вода просвечивалась до дна, внизу чистый песок.
После купания ели зеленые, нарезанные половинками свежие огурцы с солью и хлебом, и бодрые, веселые возвращались по той же тропинке домой.

Война. 1915 год

Припоминаю, как я качу по полу большой комнаты тележку. Это кресли-це для маленьких детей, купленное для новорожденного брата. Если креслице разложить, то получится удобная низенькая тележка со стуликом и столиком. Играю в «сестру милосердия», еду на фронт. Шла империалистическая война 1914 года. Женщины городка щипали корпию и посылали ее на фронт. Также покупали солдатам подарки: табак, мыло, белье, шерстяные носки и другие нужные в походе вещи. Приготовили вагон подарков, и сопровождал посылки на фронт в Галицию в пути папа.
Папа только что приехал с фронта, куда отвозил подарки для русских фронтовиков от Опочки, а у меня была мечта идти на фронт «сестрой милосер-дия», помогать нашим воинам. Папа привез из Галиции, где сражались наши воины, приметы войны: черно-желтую немецкую металлическую каску с орлом, австрийское ружье, синюю кепку военного образца (ее носили австрийские сол-даты) и австрийский ранец для патронов, твердый, сверху покрытый коричне-вой собачьей кожей с шерстью.

Первые уроки дома

Папа заказал для нас парту, и я с сестрой Галей сели за букварь. Помню, папа очень сердился, кричал, когда мы что-нибудь не понимали, краснел и бил букварем по парте. Учиться дома я любила. Все понимала хорошо. Я была по-слушной и ласковой девочкой, хотя и вспыльчивой, как папа. У меня были мел-кие молочные зубы, и сестры дразнили меня «щючкой-злючкой».
Еще папа приобрел для нас большую географическую карту, поверх-ность России, повесил на стене и заставлял знакомиться с ней. Впоследствии географическая карта не страшила меня, так как я привыкла разбираться в ней еще маленькая.

Наливные яблоки

В сказках упоминается серебряное блюдечко и наливное яблочко. Я жила в краю, где росли и спели яблоки, груши и сливы. Запомнились желтые, нежные сливы; их растили в Опочке. Яблоки покупали четвериками – металлическими мерками у разъездных торговцев. В четверик входило 4 килограмма плодов, а по-старому 10 фунтов, то есть четверть пуда.
Один раз торговец, меряя яблоки, положил в мерку прозрачное, желтое «наливное» яблочко. Его дали моей старшей сестре. Потребовала и я. Нашли еще одно яблочко: «Будто медом налитое – видно семечки насквозь», – так пи-сал А.С. Пушкин в своей сказке. Наверное, он видел такие яблочки в псковской губернии, где отбывал ссылку в Михайловском в 1824-1826 годах; наверное, и ел такие яблоки. Вот и я один раз в жизни видела и пробовала эти яблочки, жел-тенькие и прозрачные с видными насквозь маленькими черными семечками.

Знакомство с археологией

Энергия и знания папы искали выхода. Ему мало было заниматься ос-новной финансовой работой, он занимался археологией: ездил на раскопки кур-ганов Опочецкого уезда и привозил оттуда разные глиняные горшочки, черепки, разнообразные украшения, которые потом отправлял в Петербург, в научные учреждения. Я помню различные совочки и щеточки, которыми осторожно счи-щали землю с находок. Папа собирал материал по истории Опочецкого уезда и начал писать книгу: «Город Опочка и его уезд в прошлом и настоящем». В книге были опи-саны пушкинские места и помещены фотографии: домик няни, могила Пушки-на, городище Воронич и другие.
Он приобрел пишущую машинку фирмы «Континенталь» и печатал-печатал... Книга была завершена. Сейчас она хранится в библиотеках страны Советов.

Елка

Елка была большая, украшал ее папа вместе с детьми. И игрушки были необыкновенные, например, лесной старичок – шишка с синими глиняными ручками, ножками в лаптях, в шляпе; бусы, ватные и стеклянные игрушки; са-моделок не было. И всегда свечи, которые зажигали вечером, придающие елке особую поэзию и сверкающую красоту.
Папа вставал в хоровод, дети ходили вокруг елки, пели старинные песни, веселые и грустные, пели песню «Грушица»: «Александровская береза среди Кремля стояла, она листьями шумела, шумела, золотым венком веяла...» и припев к ней:

«Летели две птички,
Ростом невелички,
Здесь лето, там – зима,
Веселее для меня».

Делились на две партии и играли в игру «А мы просо сеяли», затем «Уж я золото хороню-хороню». На елке горели свечи, всем было весело, свежо пахло хвоей. Дети смеялись, бегали. На елке раздавали подарки: маленькие желтые, голубые и розовые ма-терчатые мешочки с конфетами, пряниками и орехами. Особенно вкусны были фисташки – маленькие беленькие орешки со светло-зеленым ядром.
Елка стояла долго – две недели. По вечерам, когда был свободен, папа пел с детьми и ходил вокруг елки. На всю жизнь я полюбила зимние праздники и старалась для своих детей сделать елку таким же веселым праздником, как это умел мой папа.

Татьяна ПОГУДИНА

ВЯТКА – МОЯ СНЕЖНАЯ СКАЗКА.


Зимой моя родина – это белый снег, голубой и розовый. Цветовая и графическая пла-стика творения. Снег живет, он движется. ...Вот с утра идет крупный снег – снежинки большие, мягкие, покрывают все вокруг и тебя. Стряхивать снег нет желания – он белый, теплый – чувствуешь благодатный покров его. Неба не видно.
Тут вдруг небо проясняется. Вот оно уже становится бирюзовым, голу-бым розовым. Воздух – холодным. Освещение меняется. Снег сверкает. Все за-мирает. Город маленький. Чистота зимнего пространства завораживает и ма-нит... И тогда выбегаешь из дома, только надев валеночки, и полностью погру-зившись в морозный январь, – радуешься. Снег такой, что невозможно его не попробовать на вкус. На крышах леденцы-сосульки.
Прыгаем с крыши в чистый глубокий снег – когда пытаешься выбраться – валенки остаются в снегу, находишь их, надеваешь уже со снегом внутри и снова ныряешь в снег, как в море. Нет зимних впечатлений без валенок. Вален-ки созданы художниками. Давным-давно в Вятке катали валеночки белые с ро-зовыми цветами.
Зимой дети в Вятке с морковными щеками и голубыми глазами; на рес-ницах иней – невольно остановишься и залюбуешься. А вот девочки-отроковицы – васнецовские Аленушки с тонкими лицами: глаза смирные, дви-жения неторопливые, речь нерасторопная.

...Помню просторную комнату с белой печкой и двумя большими окна-ми. Много часов проводишь у окошка. Интересно, когда мороз – все стекла в белых узорах. Можно приложить теплые копеечки к стеклу, и тогда образуется ровный кружочек, в который виден заснеженный двор. Встаешь на подоконник, открываешь форточку – звенит воздух и обдает тебя ни с чем не сравнимым за-пахом морозных цветов. Под окном деревья. Снег разрисовал их и укрыл так, что только кое-где темнеют ветки. До сих пор помню чудо нерукотворное – пунцовые снегири на белом снегу. Родного дома уже нет – осталась только родная земля, по которой шагал в детстве.
Зимой, где покоятся родные, на кладбище – берендеево царство. Чистота снежная – и вокруг сказка, но не печаль. Тихо под снегом покоятся мои мама и отец. Находим бабушкину могилку. Летом этот кусочек земли сплошь покрыт ландышами. Зимой они выглядывают из-под снега маленькими кружочками... Зажгли свечки. И снова радость, потому что красиво, а печаль глубже.
Зимой наряжали елку. Украшали игрушками. Ватный белый Дед Мороз (можно подолгу смотреть на него, и виден его характер), балерины, куколки, даже поросеночек с соской на ниточке. Все они живые, как в «Щелкунчике». Светло-желтая прозрачная груша с голубыми незабудками, звенящий ультрама-риновый колокольчик с «настоящим снегом», множество персонажей из рус-ских сказок. Пока стоит дома елка можно рассматривать игрушки.
На елку всегда приглашали детишек. Отец наряжался Дедом Морозом. Водили вокруг елки хороводы. Мама играла с детьми в «Колечко». Игра сопро-вождалась песней:

«Уж я золото хороню-хороню,
Я у батюшки в терему-терему,
Я у матушки в терему-терему,
Пал-пал перстень в калину-малину,
В черную смородину.
Очутился перстень да у дворянина,
Да у молодого у дворянина»

Все смеялись и волновались, у кого окажется колечко. Еще чудная пе-сенка, которую пела мама, из ее детства:«Летели две птички ростом невелич-ки...». И, конечно, пели «Маленькой елочке...» и «В лесу родилась елочка». В Кирове (Вятке) помню бурное таяние снега. Место гористое, и ручьи заполняют все улицы. Делали запруды. Снега еще достаточно. Завалишь всю неширокую снежными кубиками, преградив путь ручьям, и, когда уже вода поднимается, – открываешь лопаткой ей дорогу. По ручьям всегда пускали ко-раблики. Ходили смотреть ледоход на Вятке – большие льдины плыли в веч-ность. Им было тесно, торопились, наползая друг на друга.
Это было весной. Помню портрет Сталина на стене и черный кружок ра-дио. По радио объявляют о смерти Сталина. Я одна дома, было очень тревожно. Сидела под кружком радио и слушала, как бьется сердце и думала, что оно мо-жет остановиться. Мой старший брат сказал, что мы с ним пойдем на похороны, проводить Сталина. «Да, я пойду, пойду проводить товарища Сталина».
Бабушка в те дни напекла пирожков. Дня два мы собирали печенье, су-харики. Взяли с собой и пирожки. В дороге были два часа, потом, когда съели пирожки, вернулись домой. В семье я была младшей. Мой старший брат Виктор в то время уже учился в Москве. С братом Женей и бабушкой Софьей Матвеевной Софийской мы жили в большой светлой комнате с белой печкой и двумя окнами на разные стороны. В одно окно были видны оранжевые клены, в другое – сирень. Теплый и холодный цвета.
Всегда я была окружена любовью. Бабушка очень красивая, умная и бла-городная. Классические черты лица и глаза цвета яшмы. Чувство юмора и сдер-жанность. В молодости бабушка окончила гимназию с золотой медалью. Мгно-венно решала мне задачки, читала вслух книжки, любила исторические романы, читала их, глядя в лупу. Засыпали мы с братом, бабушка пела нам песню про императора.
По тихим волнам океана,
Где звезды блеснут в небесах,
Корабль одинокий несется,
Несется на всех парусах.
Не видно на нем капитана,
Не слышно матросов на нем.
Но тайные мрачные мели
И бури ему нипочем.
Есть остров на том океане –
Пустынный и мрачный гранит.
На острове том есть могила,
А в ней император лежит.

Зарыт он на острове бранном
Врагами в сыпучий песок.
Лежит на нем камень булатный,
Чтоб встать он из гроба не смог.

И в час его черной кончины,
Как только кончается год,
К высокому берегу тихо
Красивый корабль пристает.

Под эту песню мы с Женей засыпали, или под русскую песню «Бродяга». Уже во сне помню слова: «Отец твой давно уж в могиле Сырою землею зарыт, А брат твой давно уж в Сибири давно кандалами гремит...»
Мой отец веселый, часто напевал, рисовал для меня картинки, из бумаги мастерил искусные гармошки. Помню, как мама с папой вместе приходили с мороза. У мамы румяные щеки, голубые глаза и улыбка.
Мама вела уроки литературы. Мы с подружкой Наташей бегали по кори-дорам, смелость и озорство полнили нас. Слепили из пластилина кукольную го-лову, насадив ее на тонкую лучину, просунули в дверь. Тяжелая голова кача-лась, ученики смеялись. Мама улыбалась. Наташа так расхрабрилась, что на другой день принесла живую курицу, и курица топталась по столу на перемене. Когда дома были тетради учеников, я брала проверенную мамой тетрадь и по ней проставляла в остальных тетрадях запятые. Никто и не знал, кто исправлял ошибки.
«Таня, посуду не мой, – говорила мне мама, – читай или рисуй. Рисуй с натуры, это будет историей». И я рисовала кировские деревянные домики (теперь их нет), деревья, портреты близких.
Когда я заканчивала школу, мама сказала: «В Москве есть полиграфиче-ский институт, где обучают оформлению книги». И с маминого благословения я поступила на факультет книжной графики в Московский полиграфический ин-ститут.

При поддержке Министерства культуры и массовых коммуникаций
Техническая поддержка CYGNUS HOSTING