СЕМНАДЦАТЬ МИНУТ

Я был тогда с третьей батареей, которой командовал старший лейтенант Павел Ажиппо. Утром батарея получила приказ прикрыть Прохоровку.
...Вот Прохоровка и позади. Грузовики шли на предельной скорости. Вцепившись в ящики со снарядами, всматриваемся в окружающую местность. Сходу проскочили горящее отделение совхоза "Октябрьский". Видимость ухудшилась, запахло гарью. Вдруг слышу:
— Танки с фронта! Орудие к бою!
"Тигры" выползли из-за небольшой возвышенности. Угловатые, приземистые, они двигались неровной линией.
Мы кинулись к орудиям, впопыхах сгружали ящики с боеприпасами. Об оборудовании огневых позиций никто не думал — не до того было, лишь бы хватило времени укрепить сошники, да автомашины отогнать.
К стрельбе изготовились, когда до танков оставалось не более 600 метров. Подпустили их на 500. И тогда наши 76-миллиметровки ударили кумулятивными и подкалиберными снарядами. Начался бой. Вокруг бушевали всплески пламени, все заволокло дымом. Несколько вражеских танков горели. Потом умолкла наша левофланговая пушка. Вслед за ней — соседняя. Прекратило стрельбу еще одно орудие. И только расчет старшего сержанта Ивана Григорьева продолжал вести бой.
Едва я успел отнести чуть в сторону тяжело раненого заряжающего рядового Суполдиярова, как рядом хлобыснул взрыв.
Меня, видимо, контузило, как и Григорьева. Больше ничего не помню. Когда замолчало последнее орудие, я бросился к нему, чтобы продолжить бой. А сердце, откровенно говоря, замирало. Но вскоре подбежали старший лейтенант Ажиппо и командир огневого взвода лейтенант Красноносов.
Павел Иванович Ажиппо до назначения на батарею был огневиком. Имел несколько наград. Высокий и стройный, он всегда казался мне образцом офицера.
Владимира Антоновича Красноносова я знал еще лучше. Как-никак мы воевали вместе с ним полгода. Он был худенький, небольшой ростом. Но своим примером даже в труднейшей обстановке умел вселять в солдат уверенность.
Работали мы тогда молча, в каком-то исступлении. Каждый делал свое дело. Красноносов подносил снаряды, Павел Ажиппо мгновенно заряжал пушку. Я не отрывался от окуляра прицела.
Вот в перекрестке панорамы оказался "тигр". Выстрел! Танк вздрогнул и запылал, снаряд угодил в моторную группу. На второго потратили только один снаряд. На третьего — два.
Перенесли огонь на дальних — еще три "тигра" охвачены пламенем.
Ажиппо: "Танки слева!"
Мгновенно, одним рывком разворачиваем орудие. Резко работая маховиками, ловлю в перекрестье головной, нажимаю на спуск. Но выстрела почему-то нет. Кричу:
— Снаряд!
Позади ни звука, ни шороха. Оборачиваюсь — раненый, либо контуженный Ажиппо припал к земле, а чуть подальше лежит возле ящика с боеприпасами Красноносов.
Выхватываю из рук командира батареи снаряд. Пока заряжал пушку, появилась еще одна вражеская машина. Тут уж, думаю, не до выбора уязвимого места. Самому бы не попасть под гусеницы! Снаряд ударил в лобовую броню и срикошетировал, выбив лишь сноп огня. Последнее, что осталось в памяти, — это небольшой клочок прохоровского неба и летящее надо мной орудийное колесо...
Уже потом прикинули, подсчитали: бой длился семнадцать минут. За это время наша третья батарея — четыре орудия! — успела уничтожить 16 вражеских танков.
Михаил Федорович Борисов, Герой Советского Союза.