ДАША СЕВАСТОПОЛЬСКАЯ

Бой  в долине реки Альмы утих внезапно. Войска отошли по разные стороны и установилась странная тишина. Нет, она не была полной, когда слышны самые малые звуки, скорее она ворвалась сюда после скрежета и визга орудийной пальбы, после треска пуль и разрыва снарядов, криков победных, топота копыт и свиста сабельной атаки, когда уже и слух человеческий не может воспринять того объема звуков, которые лавиной устремляются на него. И вот наступила тишина. Холодный воздух опустился на разгоряченную долину, пыль оседала, свет угасал, покрывая вечерними сумерками поле битвы. Везде лежали груды тел, вздрагивали в предсмертных судорогах покалеченные лошади. Не отошедшие от боя, шума, ран, контузий, оставшиеся в живых раненые еще тоже не шевелились, едва приходя в себя. Старый солдат, что упал за примятым кустом,  разлепил пальцами затекшие кровью глаза, подтянул поближе висевшую плетью ногу и огляделся вокруг. Запах гари оседал под вечерним туманом, становилось холодно, то ли от раны его трясло, то ли туман делал свое дело. Послышались стоны раненых с соседнего бугорка. Тьма накатывала все быстрее и надо было думать, как выбраться к своим. Но нога совсем не слушалась. Вдруг из лощины показалась коняха, за ней повозка, раскачивающаяся из стороны в сторону. К солдату метнулась тень, мальчишечка в матросской робе склонился над ним.
- Потерпи, болезный, потерпи миленький!
Тонкие руки приподняли голову, ему обтерли лицо залепленное комьями грязи, смешанной с кровью. Солдат благодарно застонал, указав глазами на ногу. Парнишка метнулся к повозке, потом очистил рану и туго затянул ее белым полотном. К засохшим губам поднес глиняный черпачок с вином. Тепло разлилось по телу солдата.
- Как звать-то тебя, добрая душа?
- Дарья! Спаси тебя Господи, солдатик!
- Ишь ты, девица! Сестричка милосердая! Спасибо тебе, доброе сердце!
Так впервые на том альминском поле назвали Дарью Михайлову сестрой милосердия. Это было одно из самых страшных сражений Крымской войны. В долине реки Альмы погибала русская армия, защищавшая Севастополь. Вот уже второй год шла эта война, раскинув свои щупальца от моря и до моря. Вся многоязыкая Европа пыталась сломить сопротивление православной России, защищавшей «ясли Господни», Святую землю, своих единоверцев на всех окраинных европейских землях.

Император Николай Первый вступился за всех православных христиан на Востоке, угнетенных проклятыми агарянами, турецкими османами. Султан Абдул-Меджид сначала согласился на все требования России, но потом изменил свои намерения, и подстрекаемый Англией, Францией, вступил в войну с Россией. Сначала Турция бесславно проиграла сражение у Синопа. И тогда Англия, Франция и Сардиния вышли уже из тени подстрекательской, обнаружив свои подлые намерения в открытую, объявив войну России и в Страстную Субботу 1854 г. начали войну обстрелом Одессы. Война разрасталась, начались действия англо-французов на Балтийском море, другие их эскадры бомбардировали Соловецкий монастырь и Петропавловск на Тихом океане. После кровавого сражения на Альме неприятель занял Балаклаву и двинулся на Севастополь... Своим героическим сопротивлением Севастополь навсегда обессмертил себя и русское воинство, а потому, если вам кто-нибудь скажет, что Крымская война была проиграна – не верьте... Она была выиграна жертвой героизма русских людей, в том числе и Дарьи Михайловой.
Император Николай первый умирал, когда осада Севастополя еще не закончилась. В последние свои минуты он позвал к себе князя Орлова, министров двора и военного, благодарил их за службу и поручил цесаревичу благодарить от его имени всех защитников Севастополя.

…Скорбя об отце, погибшем в Синопском сражении, Даша Михайлова жила сиротою в своей лачуге на Корабельной сторонке в Севастополе, ходила мыть матросское платье, но мыслями как будто все была не здесь. А в один день вдруг отрезала буйные косы, продала все свое «богатство» за 19 рублей 67 копеек, купила коротконогую татарскую коняху, полуразваленную кибитку, бутыли с уксусом и вином, одеяла и бинты, белого полотна и ушла с Корабельной сторонки. Соседи подумали, что она тронулась умом от горя по отцу, но вскоре разнеслась весть о ней, что выхаживает она раненых и болезных солдат и матросов, что в разных местах видели ее «карету горя».

Не зная, как врачевать, она просто оказывала раненым первую, самую важную помощь. Находясь где-то рядом с боем, она ждала, когда потянутся к ее кибитке раненые и увечные, поила их водой, вином, обтирала, промывала раны, перетягивала и бинтовала. Закрывала трясущихся в ознобе от потери крови одеялами.
Так рядом с матросами и солдатами прошла она и свой подвиг милосердия через все 349 дней героической обороны Севастополя. Умирающие отдавали ей последние слова благодарности, просили взять их грошики, она закрывала им глаза, окропляла слезой и шла дальше делать свое дело. На их копейки покупала вновь все, что требовалось для заботы о них же, не зная усталости и отчаяния.
За ней последовали и другие женщины Севастополя.
Христианскую заботу о раненых и болезных проявили и сестры милосердия, приехавшие из Петербурга со знаменитым хирургом Пироговым. В ноябре 1854 года он прибыл на театр военных действий, в осажденный Севастополь и был потрясен увиденными человеческими бедствиями. Раненые лежали повсюду, в бараках,  в гопиталях, во дворах и даже на улицах.

Все это грозило эпидемиями, заключенному в осаду городу. Хирург вместе со своими товарищами-врачами и сестрами Крестовоздвиженской общины Петербурга за 12 дней смогли навести порядок среди раненых. Девицы и вдовы из хороших семей Петербурга, прошедшие двухгодичный курс по уходу за больными, проявили себя здесь истинными героинями. В их числе были в Севастополе и личности известные: внучатая племянница фельдмаршала Кутузова Екатерина Михайловна Бакунина, которая, случалось, по двое суток не отходила от операционного стола, а однажды бессменно провела пятьдесят ампутаций подряд рядом со сменяющимися хирургами, баронесса Екатерина Будберг, сестра А.С. Грибоедова, которая под шквальным артиллерийским огнем переносила раненых и сама была ранена осколком в плечо. А еще многие незнатные женщины, проявившие чудеса героизма. Александра Травина, вдова мелкого чиновника, «опекала шестьсот солдат в Николаевской батарее и пятьдесят шесть офицеров», Марья Григорьева, вдова коллежского регистратора, сутками не выходила из госпитального помещения, ухаживая за безнадежными больными с зараженными ранами. Всего же в Крымской войне участвовали 250 сестер милосердия. Погибли – семнадцать. Специально для тех, кто проявил себя в милосердии в Крымской кампании по повелению жены императора Николая I государыни императрицы Александры Федоровны, основательницы Крестовоздвиженской общины, была отчеканена особая серебряная медаль с надписью «Крым – 1854-1855-1856», от императрицы получили они и еще медаль «...в память милосердного служения страждущей братии во время Крымской кампании».
Подвигом Даши, чье имя отныне навсегда было повенчано с Севастополем, был столь тронут император, что ей всемилостиво пожаловал золотую медаль  с надписью «За усердие» на Владимирской ленте для ношения на груди. По личному указанию государя ей выдали 500 рублей серебром, а по выходе замуж его Величество обещал ей еще 1000 рублей серебром «на обустройство быта».
Во время войны летом 1855 года Даша вышла замуж за рядового 4-го ластового экипажа Максима Хворостова, посаженным отцом на свадьбе был полковник П.К. Меньков. Даша предъявила князю Горчакову свидетельство о вступлении в брак и о награждении и поучила обещанные 1000 рублей серебром.

После войны город русской морской славы еще два десятка лет приходил в себя, возрождаясь из руин. Даша купила трактир в поселке Бельбек, но не заладилась у нее эта работа, она уехала с мужем в другой корабельный город Николаев, но здесь муж ее запил и Даша одна вернулась в родной Севастополь. Здесь жила она тихо и скромно на родной Корабельной стороне и почила в 1910 году. Ее похоронили, по воспоминаниям старожилов, на кладбище в Доковом овраге, за могилой никто не ухаживал и через некоторое время она была позабыта. Теперь никто не знает, где место упокоения этой героини Севастополя, нет ей и памятника в родном городе, столь обязанном ее милосердному сердцу. Только бюст в панораме обороны Севастополя, картина, где она изображена, перевязывающей раненого в голову да положенное начало великому женскому подвигу спасения, продолженнлму ее соотечественницами уже в иных воинах России.  

О другой достославной женщине, милосердной сестре, через тридцать  лишним лет спасавшей солдатиков уже на Русско-турецкой войне, о Юлии Вревской, умершей рядом с солдатами, которым она спасала жизнь, от тифа напишет великий русский писатель И.С.Тургенев проникновенные строки, которые вполне можно отнести и к Даше Севастопольской. «Нежное кроткое сердце... и такая сила, такая жажда жертвы! Помогать нуждающимся в помощи... она не ведала другого счастия... не ведала – и не изведала. Всякое другое счастье прошло мимо. Но она с этим давно помирилась – и вся, пылая огнем неугосимой веры, отдалась на служение ближним. Какие заветные клады схоронила она там, в глубине души, в самом ее тайнике, никто не знал никогда – а теперь, конечно, никто и не узнает.
Да и к чему? Жертва принесена... дело сделано.
Но горестно думать, что никто не сказал спасибо даже ее трупу – хоть она сама стыдилась и чуждалась всякого спасибо.
Пусть же не оскорбится ее милая тень этим поздним цветком, который я осмеливаюсь возложить на ее могилу!»
Начало сему подвигу милосердия положила Даша Севастопольская, чья душа давно уже в горних чертогах, но мы так и не возложили ей цветка на могилу. Она умерла в Севастополе, но могила ее утрачена, а неблагодарные потомки даже не возвели ей памятника.

Однако множество русских женщин почти через сто лет повторили ее подвиг на самой жестокой войне двадцатого века. 263 669 медицинских сестер участвовали в Великой Отечественной войне, 457 286 дружинниц и санинструкторов, 18 удостоены звания Героя Советского Союза, одна – полный кавалер орденов Славы. Многие из них спасали раненых ценой своей жизни. И в каждом зовущем «сестренку» страждущем голосе раненого было и обращение к ней, смелой и всегда готовой прийти на помощь Даше Севастопольской.