|
Аида Борискина
Сказки бабушки Матрены
Иван да Марья
Теперь-то вечером вверх по реке глянешь – весь берег темный, нигде огоньков не видно. А прежде – как светляками берега были усыпаны, все окошки в деревнях светились. Самые ближние от нас две деревни знаете, как назывались? Вообще-то это вроде как одна деревня была, только один край назывался Машино, а другой – Ивановское. А вот как получилось, что два названья эти появились. На одном краю деревни жил мельник, и была у него дочка Марьюшка. А на другом краю – жила вдовица бедная с сыном Иванушкой. До того хороши ребята были, словно ангелы небесные: белоголовые, синеглазые, добрые да веселые. Ребята деревенские всегда гурьбой растут: вместе в лес, на реку, игры по вечерам заводят. А Марюшка с Иванушкой тоже вроде вместе со всеми росли, но друг друга больше отличали, весь день не разлучались. Как глянет кто на них, так и подумает: вот пара будет, как подрастут. И правда, как подросли Марьюшка с Иванушкой, так и потянулись друг к другу. Наши деревни все на крутом берегу стоят. А та деревня стояла на самом высоком косогоре, да над рекой такой обрыв был крутой, что к краю и подойти было боязно. Внизу – омут глубокий, чуть подальше заводь тихая. Лилии да кувшинки на воде колыхаются, лебеди белые плавают. На другой стороне – бор сосновый стоит, в воде отражается. Красота такая, что душа замирает, глядючи. А на берегу, над обрывом цветочки всякие цветут, медовым духом пахнут, пчелки да шмели жужжат. Век бы сидел, да глядел сверху на творенье Божье. Девушки да парни над тем обрывом и хороводы водили, и парами по бережку гуляли. А то к реке спускались по тропинке, сидели у воды, на лебедей, да на лилии речные глядели. Гуляли как-то над обрывом и Иванушка с Марьюшкой, цветочками любовались. Сорвал Иванушка цветочек желтенький наполовину, а наполовину синенький. — Знаешь, - говорит, - голубушка моя, как цветочек этот называется? — Знаю, - отвечает ему Марьюшка. – Наш то цветок, Иван – да Марья называется. И поклялись они друг другу неразлучными быть всегда, как цветок Иван – да Марья. А родители Марьюшки заприметили, что дочка их с сыном бедняцким встречается, и пригрозили, чтобы и думать она про Ивана не смела, а то под замок посадят. Жениха ей подыскали городского, сына купеческого. Приезжал тот вместе с отцом своим в деревню, сговариваться. Сапоги у парня гармошкой, рубаха атласная, картуз на голове лаковый. А сам – то толстый, неповоротливый, щеки красные, глаза оловянные. Да на такого что ни надень – красившее не станет. Зато богатый, сказывали, - страсть. У отца его магазинов в городе было полно.
Вот и сговорились за него Марьюшку осенью, к Покрову, замуж выдать. Заплакала, зарыдала бедная девушка. Встретились они с Иванушкой тайком над обрывом, спустились по тропиночке к воде , туда , где стая лебединая плавала Плачут, обнимаются. Некуда, говорят, податься нам, бедным. В город если бежать, так нет там у нас никого. Да поймают по дороге, накажут, опозорят ни за что. — Эх, лебеди, птицы вольные, нам бы ваши крылышки, улетели бы мы с вами в края теплые. Взяли бы нас? Шуткой спросили, а стая лебединая подплыла к самому берегу, да головами птицы кивают ,вроде бы соглашаются: «Взяли бы, взяли бы!» Даже улыбнулись им сквозь слезы Иванушка с Марюшкой. — Спасибо, - говорят, - птицы вольные, хоть вы нас пожалели. Пробовала мать Иванушки образумить мельника, просила слезно, чтобы не губил детей, любят ведь они друг друга. Да куда там, прогнал ее мельник, да еще и ногами затопал. А лето в том году жаркое, долгое было. Осень поздно наступила, да теплая такая, что птицы до самого Покрова на юг не улетали. И лебеди по реке все плавали, словно и вправду Иванушку с Марьюшкой дожидались. И вот наступил день свадьбы. Всю в слезах одевают Марьюшку девушки – подружки в платье белое, подвенечное. Песни жалостные поют. Вот и тройка с бубенцами к дому подкатила невесту забирать. Вышла на крылечко Марьюшка, косы золотые, глаза голубые, платье белое, и сама бледная, как полотно. — Как лебедушка белая, - зашептался народ. И Иванушка в толпе стоит, тоже бледный, как полотно, и в рубахе белой. Встретились глазами Иванушка с Марьюшкой, кинулась она к нему, и никто даже опомниться не успел, а они уж, за руки взявшись, над обрывом стоят. — Простите нас, - говорят, - батюшка, матушка, народ честной, да нет, видно, нам другой судьбы – дороги. И бросились с обрыва. Все только ахнули. Ударились они об воду так, что брызги столбом поднялись. А из брызг этих два лебедя белых высоко – высоко взлетели. Сделали над деревней три круга и на юг направились. А за ними и вся стая лебединая. Говорят, в стае-то на двух лебедей больше стало. Не знаю, так ли, только в реке Иванушку с Марьюшкой сколь ни искали, так и не нашли. Вот с тех пор тот край деревни, где Марьюшка жила, Машиным называть стали, а где Иванушка – Ивановским. Сходите, поглядите, недалеко это место, вон обрыв-то отсюда даже видать. Деревни уж нет там давно, а цветочки эти, что Иван – да – Марья называются, до сих пор на обрыве растут. А вот лебеди с той поры в наши края так и не прилетали.
|
|